Внимание! В произведении демонстрируются сцены неумеренного приема алкоголя. Не рекомендуется лицам до 21 года.
Отдохнуть в середине ноября, съездить куда-нибудь в теплые края, избавиться от постоянного серого неба Владимирграда, что может быть нелепее? Я долгое время тоже так думал, пока отсутствие солнца меня полностью не доконало. Непрерывная журналистская беготня, бесчисленные поиски инфоповодов, попытки прорваться на фуршеты, бессмысленные светские вечеринки и закрытые презентации, хамство по телефону от интервьюируемых и все прочие прелести меня окончательно добили уже к семнадцатому ноября. Работоспособность незаметно упала до своего критического порога, и я ясно ощутил, что моя батарейка полностью разрядилась.
Никифорович хорошо понимал нашего брата журналиста и в случае творческого кризиса предоставлял возможность, без вопросов, взять отгул на пару дней. Дабы выжатый досуха трудяга смог отлежаться в домашнем полумраке, подумать о вечном, о смысле жизни. Глядишь и к концу первого дня в голове нет-нет да возьмет и заведется какая-нибудь стоящая мыслишка, которая потянет за собой огонек продуктивности.
Так должно было произойти, но только не в этот раз. Моя ненаглядная вбежала в нашу скромную квартирку на Обводном, ровно в двенадцать тридцать. Как раз в тот момент, когда я сумел, наконец-то вырваться из крепкого объятия спальни и неимоверными усилиями, по стеночке, добрался до кухни.
В горле все пересохло, а в голове отдавался каждый мой шаг. Хорошо же вчера мы погуляли с коллегами. Следовало все же уйти немного раньше, а то половину творческого отпуска я проведу в мучениях возвращения к нормальной жизни.
— Ты, представляешь?
Анастасия, в девичестве Сидорова, влетела в мою жизнь, как ураган, а ее слова прогремели в сознании, словно грозовые разряды. Я поморщился, а в голове загудело с новой силой.
— Нет, ты представляешь? — она подошла поближе, даже не разувшись, уставилась мне прямо в лицо. — Эти нехорошие люди выкинули меня на улицу! Они уволили меня за один день! Видите ли, у них прошло сокращение и никого кроме как меня уволить они не могут!
— Да, это очень, очень… — со страдальческой миной выдавил я из себя. Хотя появление дрожащей супруги средь бела дня в будни, ничего хорошего не предвещало.
— Пенсионеров они сократить не могут, мамочек с детьми они в отставку отправить тоже не могут, молодежь тем более не могут. Остается кого?
Я выпучил глаза и, постепенно сползая по стене, уставился на Настю в надежде, что вопрос все же был риторический и мне не следует на него отвечать.
— Именно так! Уволили меня! — она резко развернулась, словно бы потеряв интерес ко мне, и отправилась куда-то за пределы моего видения хотя ее голос по-прежнему разрывался небольшими, но упругими шариками в моей голове. — До пенсии мне далеко, детей нет, да и тридцать пять не юный возраст! Наглецы! Паршивцы! Я напишу еще в трудинспекцию на вас! Ох, как напишу!
Воспользовавшись моментом, я все же сумел встать на ноги. Благо большой и белый друг, с холодной бутылочкой темного пива находился уже в пределах досягаемости. До него оставалось каких-то пять шагов. Мобилизовав все силы организма, я сумел одолеть три, как со стороны комнаты послышалась какая-то возня, а затем сдавленные ругательства. Наверно Настя обо что-то споткнулась, теперь вымещает свой гнев на безвинном бездушном объекте.
Сохраняя стоическое равнодушие ко всё нарастающему шуму в соседней комнате, я протянул руку, дернул за ручки и створка холодильника распахнулась, обдавая меня охлажденной смесью ароматов вчерашнего салата, прогорклого майонеза и маринованных оливок. Но бутылки пива на привычном месте не оказалось. Обшарив взглядом все полки и даже слегка присев, я не приметил ничего, что хотя бы отдаленно напоминало вожделенные формы алкогольной посуды.
Но, увы, никакого стекла там не было и в помине. А шум за стеной все нарастал и неумолимо приближался к кухне. На мое счастье, я заприметил тусклый блеск полированного металла откуда-то с боковой стенки. Присмотрелся. Так и есть. На нижней боковой полочке примостилась банка! Несмотря на весь свой журналистский талант, я не могу описать того, как я схватился рукой за банку, как она нежно обожгла ладонь приятной прохладой, а я зубами потянул за язычок, пытаясь открыть банку, порезал губу, почувствовал сладковатый вкус крови на языке, наклонил банку и, наконец, влил в себя целую пинту хорошего английского эля.
Читать далее ...
